Akdeniz: Dünya devriminin yeni havzası!

The Mediterranean: new basin of world revolution!

البحر الأبيض: الحوض الجديد للثورة العالمية

مدیترانه: حوزه جدید انقلاب جهانی

Il Mediterraneo: nuovo bacino della rivoluzione mondiale!

Μεσόγειος: Νέα λεκάνη της παγκόσμιας επανάστασης!

Derya Sıpî: Deşta nû a şoreşa cihânê

Միջերկրական ծով: նոր ավազանում համաշխարհային հեղափոխության.

El Mediterráneo: Nueva cuenca de la revolución mundial!

La Méditerranée: nouveau bassin la révolution mondiale!

Mediterrâneo: bacia nova da revolução mundial!

Турция: атлантизм против рабиизма

Сунгур Савран

The following is the Russian translation of Sungur Savran’s “Atlanticism versus Rabiism”, first published at the Canadian Marxist web site Socialist Project at the end of July (http://socialistproject.ca/bullet/1286.php). This Russian version was published by the journal Komunista Leningrada.

Драматические события, развернувшиеся в Турции в ночь с 15 на 16 июля [2016 года], слишком часто сводят к междоусобной борьбе двух различных течений исламизма: Партии справедливости и развития (AKP) под железным руководством Реджепа Тайипа Эрдогана и его главного врага последнего времени – «братства» Гюлена. Это создает ложное представление – в двояком смысле. С одной стороны, таким образом затушевывается явная возможность (и даже все бóльшая достоверность) участия других течений турецких вооруженных сил (TSK) в планировании (если не в окончательном исполнении) неудавшегося путча. С другой стороны, эта трактовка не дает увидеть более фундаментальное противоречие, в тисках которого зажата сегодня Турция: противоречие, связанное с положением страны в мировой системе.

Мы уже рассматривали первый вопрос ранее в статье «Турция: война двух переворотов» (первоначально размещенной на веб-сайте RedMed, но также опубликованной на http://mrzine.monthlyreview.org/2016/savran200716.html). В ней мы утверждали, что, помимо гюленистов, среди организаторов переворота были представители «целого спектра элементов вооруженных сил, чьи реакции можно было бы охарактеризовать как проамериканские и проНАТОвские: объединяло их именно это». Мы также добавили, что тем самым «именно альянс проамериканских светских элементов и сторонников действующего под покровительством США религиозного братства возглавил путч. Можно привести свидетельства того, что провал путча частично был обусловлен семенами раздора, присутствовавшими внутри этого противоестественного альянса».

Всплывшие с тех пор дополнительные факты не только подтверждают эти наблюдения, но и, по существу, выставляют переворот в новом свете, радикально меняя прежнее впечатление, будто бы он был организован помимо командных структур. В действительности как разведка (MİT), так и высшее военное командование на протяжении нескольких часов скрывали имевшуюся у них информацию о перевороте (которая у MİTпоявилась уже к 4 часам дня); кроме того, и те, и другие не отвечали на телефонные звонки Эрдогана. По утверждению последнего, он узнал о перевороте около 8 часов вечера от «мужа сестры» (это, вероятно, условное обозначение для разведки одной из дружественных стран, например, Катара). Эрдогановский премьер-министр также заявил, что про переворот ему сказали «друзья и родственники». Командующий военно-воздушными силами вообще утверждает, что ему об этом сообщила жена!

Это очевидным образом меняет характер неудавшегося переворота в целом. Если, как это, по-видимому, действительно имело место, глава генштаба и по крайней мере некоторые командующие родами войск (сухопутные силы, флот, ВВС, жандармерия) были замешаны в подготовке переворота, но в последний момент отказались его поддержать, и если к тому же в этом участвовал и могущественнейший шеф MİTХакан Фидан, – это значит, что сейчас Эрдоган и правительство AKP«висят в воздухе», не имея за собой поддержки ни армии, ни разведслужб. И на самом деле, это подтверждается всем характером их политики после переворота. Был объявлен и одобрен парламентом очень жесткий режим чрезвычайного положения, в массовом порядке применяются пытки и другие беззакония, – но все это, по крайней мере пока, направлено исключительно против тех, кто был причастен к перевороту. И лично Эрдоган приложил особые усилия к тому, чтобы установить теплые отношения с оппозицией: поразительный поворот на 180 градусов по сравнению с его прежним стилем постоянных распрей с оппонентами. Более того, сейчас он, похоже, вдруг полюбил Кемаля Ататюрка, основателя республики (о нем подробнее будет сказано ниже): штаб-квартира AKPтеперь украшена огромным портретом Ататюрка!

Нам придется еще подождать, чтобы увидеть, как объяснятся обнаружившиеся странные аномалии. Но теперь уже непростительно доверчиво принимать первоначальную версию развития событий от AKP, представлявшую гюленистов единственными виновными. AKPпродолжает это делать по причинам, которые мы объяснили в предыдущей статье: «чтобы остракировать гюленистов и затушевать тот факт, что с оружием в руках выступил намного более широкий спектр сил внутри армии». Сейчас все те, кто интерпретировал переворот в духе этой грубой пропаганды AKP, обязаны переосмыслить его характер заново.

Все это на самом деле подкрепляет наш второй тезис: переворот – выражение более фундаментального противоречия, разрывавшего в последние годы турецкое общество и турецкую политику. Коротко говоря: это война между традиционным атлантизмом турецких правящих классов и тем, что мы называем рабиизмом, представленным Эрдоганом и его сторонниками. Турция занимала особое место в мусульманском мире как единственная страна мусульманского мира – член НАТО на протяжении всего исторического периода после второй мировой войны. Но при правлении Эрдогана и AKPстрана впервые повернулась в сторону мусульманского единства, имея в виду его восстановление под турецким руководством. Это мы и называем рабиизмом (сейчас мы разъясним это название). Именно эта новая ориентация все более входит в конфликт с укоренившимся в Турции атлантизмом.

Что такое рабиизм?

Дрейф Эрдогана и AKPк деспотизму очевиден всем. Провоцирующий заголовок нашей предшествующей статьи «Турция: война двух переворотов» имел на самом деле целью обратить внимание на неуместность любой концепции, предполагающей, что в результате провала путча военных была спасена «демократия» в каком бы то ни было осмысленном понимании этого слова. Эрдоган бесцеремонно нарушил турецкую конституцию, присвоив себе полномочия, которых конституция не предоставляет президенту, чья должность носит в основном церемониальный характер. Вся его политическая линия концентрируется вокруг безудержного стремления преобразовать парламентскую систему в «как бы президентскую», – по существу, эвфемизм для автократии. Он уничтожил всякое подобие независимости судебной власти, беззастенчиво растоптал свободу прессы, практически запретил забастовки и почти полностью лишил граждан свободы собраний протестной направленности. Массовое разрушение курдских городов, проводимое в условиях длящегося месяцы подряд круглосуточного комендантского часа, начиная с прошлого лета, заставляет потерять дар речи всякого, кто видит своими глазами результат: целые кварталы или даже небольшие города, превращенные в кучу щебня. Деспотический характер правления Эрдогана, таким образом, является неопровержимым фактом.

Левые в Турции спешно окрестили происходящее «фашизмом», а Эрдогана – «диктатором». Социальные медиа изобилуют отфотошопленными изображениями Эрдогана с гитлеровскими усиками. Называть нынешний (существовавший до переворота) турецкий режим «фашистским» было бы карикатурой: в этом режиме продолжает функционировать множество элементов буржуазной демократии. Такой ярлык также затушевывал бы то обстоятельство, что Эрдогану и AKPеще очень далеко до установления такого режима, к какому они стремятся, и тем самым мешал бы нам видеть конкретные противоречия ближайшего будущего. Однако, на наш взгляд, нецелесообразно называть «фашистской» даже и законченную форму этого режима, если она когда-нибудь будет установлена полностью. Оставляя в стороне сложный вопрос об отличительных характеристиках фашистских режимов, который увел бы нас слишком далеко от рассматриваемой темы, мы полагаем, что здесь требуется категория, специфическая для исламского мира, поскольку именно на исламском мире сконцентрирована вся та политическая программа, которой следует Эрдоган. Здесь нам облегчает задачу то, что Эрдоган и AKPсами предложили вариант решения. Нынешним официальным символом [эрдогановского] движения стала поднятая правая ладонь с загнутым внутрь большим пальцем (так что получается изображение числа «четыре»), в память жертв событий в районе [площади и мечети] Рабиа аль-Адавийя в Каире [14 августа 2013 г.], когда [военно-полицейскими] силами генерала аль-Сиси были расстреляны, по имеющимся сведениям, сотни сторонников «Братьев-мусульман», протестовавших против отстранения от власти избранного президента, представителя «Братьев-мусульман» Мохаммеда Мурси в ходе совершенного в июле 2013 г. бонапартистского переворота. (Подробности относительно самого переворота см. в нашей статье «Бонапартистский переворот в Египте», http://www.socialistproject.ca/bullet/848.php.) Таким образом, режим Эрдогана нашел себе символ, и нам остается лишь произвести термин «рабиизм», от слова «Рабиа», означающего по-арабски «четыре».

Этот символ и это имя подходят эрдогановскому движению, поскольку идея в целом, стоящая за этим движением, – это идея реваншизма, питательной почвой для которой служит своего рода ощущение себя жертвой, существующее в мусульманском мире вообще и в Турции в частности. Мы можем дать лишь схематическое объяснение причин, вызвавших это чувство виктимизации; некоторые пояснения, данные здесь, развиты в более объемной нашей работе «Класс, государство и религия в Турции» (“Class, State and Religion in Turkey” in Neşecan Balkan/Erol Balkan/Ahmet Öncü (eds), The Neoliberal Landscape and the Rise of Islamist Capital in Turkey, New York. Berghahn Books, 2015). Исламский мир, в особенности – в его «сердце», центральной части, каковой всегда были общества Ближнего Востока, ощущал рост индустриального капитализма в Западной Европе и то более низкостатусное/зависимое положение, в котором в результате оказался ислам, заметно иначе, чем многие другие части мира. Начиная с VIIвека, ислам имел дело с христианским западным миром (по существу, с Европой) на равных и даже «отгрызал» на какое-то время куски территории последнего – Испанию на западе и византийские территории Малой Азии и Балкан на востоке. С XIXже века (или даже немного раньше) исламская цивилизация попала в зависимость от Запада, в основном – в форме колоний, созданных западными державами, хотя в случае османской Турции, Ирана и Афганистана эта зависимость приняла вид полуколониального угнетения. Разные классы общества по-разному чувствовали это колониальное или полуколониальное порабощение. Культурно-религиозное унижение, конечно, испытывалось всеми. Что до остального, то крестьяне, бедные ремесленники и торговцы, а позднее – пролетарские массы жили в крайней нищете и ощущали западное господство как откровенный грабеж, в то время как правящие классы, даже в тех случаях, когда они получали статус младших партнеров в деле грабительского присвоения богатства этих стран и труда трудящихся классов, с досадой вспоминали дни своей славы и величия и ностальгически мечтали о возврате к тем временам, когда они сами были [главными] грабителями. Исламская религия, как и во многих других аналогичных случаях угнетения одного народа другим, оставалась общим «средством коммуникации» этих очень разных видов недовольства, и весьма часто выступала в роли инструмента господства, который правящие классы в мусульманских обществах использовали для удержания трудящихся классов под гнетом и в то же самое время представляли в качестве воплощения «святого дела», связывающего все общество узами солидарности. Этим, помимо всех конъюнктурных факторов, объясняется мощнейшая притягательная сила ислама для масс в этой части мира.

По историческим причинам, в рамках этого типа развития в целом опыт Турции уникален. Во-первых, Турция – единственная во всем исламском мире страна, в неприкрытой форме совершившая огромный скачок к секуляризму. Даже сегодня в арабском мире слово «светский» табуировано – наиболее близкий по содержанию используемый термин переводится как «гражданское государство». Даже самому Эрдогану пришлось почувствовать на себе эту неприязнь к «светскому», когда он, в виде исключения, похвалил секуляризм во время своего визита в Египет при Мурси (да, были такие времена!). Турецкий секуляризм не свободен от внутренних противоречий, реально снижающих эффект от многих достижений, которые этот принцип светскости дал бы «в норме», но тем не менее он оставался опорным принципом режима, по крайней мере номинально.

Однако, во-вторых, ранняя республиканская Турция под руководством Кемаля Ататюрка не только обратилась к секуляризму, но и начала массированное наступление на обычаи, ценности, практики и культурные нормы восточного исламского общества, огульно принимая альтернативные, заимствованные с Запада, представлявшие собой, по словам не имевшего соперников лидера, «современную цивилизацию». Это была своего рода «цивилизационная чистка». В сознании общества в целом дело выглядело так, что секуляризм и этот цивилизационный сдвиг суть два нераздельно связанных сиамских близнеца. Поэтому глубокая неприязнь к этому цивилизационному сдвигу, развившаяся у народных масс, отразилась и на их отношении к секуляризму. Массы – крестьянство, бедная городская мелкая буржуазия, а позднее и пролетариат – видели в западном образе жизни буржуазии культурное «наружное оформление» классового разрыва. Класс и культура были отождествлены, и все, отдававшее западными манерами, вызывало подозрение в глазах (большинства) народных масс. Выражением роста новой фракции буржуазного класса, начиная с 1970-х, стала оппозиция к прочно укоренившейся первоначальной фракции буржуазии, решительно приверженной западным институтам, обычаям и идеям. Поэтому идеологией этой новой фракцией стал исламизм. Эрдоган, человек скромного происхождения, хотя и ставший позднее коммерсантом в капиталистическом бизнесе, казался массам «своим человеком». Этим соединением социальных (классовых) и культурных (религиозных) факторов объясняется долго сохраняющееся харизматическое влияние Эрдогана на народные массы. Следует добавить, что это, несомненно, самообман со стороны масс, поскольку Эрдоган в классовом отношении им не «свой» – он прочно связан с «новым» крылом буржуазии.

В-третьих, – и это наиболее важно для нашего дальнейшего обсуждения, посвященного тому, что мы назвали рабиизмом, – будучи наследниками Османской империи, турецкие правящие классы также располагали преимуществом в виде возможности использовать в качестве оружия «халифат». Кемаль Ататюрк, однако, не только уничтожил империю и объявил в 1923 году республику, но и ликвидировал затем (в 1924 году) сам халифат. Часть турецких правящих классов никогда не простила этого. В их глазах халифат был не только олицетворением единства уммы – всемирного сообщества верующих, – но и ключом к славе и величию Турции в исламском мире. Вот почему турецкий исламизм всегда был весьма националистичен, несмотря на первостепенную значимость уммы как религиозного сообщества.

Сейчас Тайип Эрдоган желает возродить и упрочить вновь именно эту славу и величие Турции. Он заявил себя кандидатом на место «раиса» (вождя), для начала, всего суннитского арабского мира, хотя у него есть претензии также и в отношении мусульман остального мира, начиная с Балкан и Закавказья. Рабиизм есть идеологическое движение, стремящееся к объединению суннитского мусульманского мира при руководящей роли Эрдогана. Зайдет ли он настолько далеко, чтобы при случае принять на свои плечи одеяние халифа, – спорный вопрос, хотя такое совсем не так уж невероятно. В последнее время наиболее верные его последователи явно начали выражать по отношению к нему благоговение, граничащее с религиозным почитанием «святого человека».

Объективные основания и субъективные условия

Как и следовало ожидать, такая общественно-политическая программа не является ни продуктом фантазии одного человека, ни даже пробуждением долго дремавшей политической идеи. Она имеет под собой материальное основание в виде того факта, что турецкая буржуазия выросла в силу, способную – и испытывающую потребность – «открыться» окружающему миру в поисках рынков и возможностей для инвестиций. Это еще не означает, что Турция становится самостоятельной империалистической державой. Правильнее будет сказать, что она вошла в группу стран в международной системе, занимающую промежуточное положение между империалистическими странами и странами, которые до сих пор удерживаются в состоянии неразвитости производительных сил и остаются зависимыми от империализма в классическом смысле слова. Здесь речь идет о таких странах, как Бразилия, Индия и ЮАР, которые, хотя и продолжают страдать от множества язв, связанных с недоразвитием и зависимостью, тем не менее начали выделяться из общей совокупности, когда-то ставшей известной как целое под именем «третьего мира». Это – продолжающийся в настоящее время процесс, результат которого трудно рассчитать. Мы должны, однако, остерегаться принятия догматического подхода, когда страны фиксированным образом делятся на империалистические и зависимые – без каких-либо промежуточных оттенков и, что еще более важно, без учета возможности перемещения страны вверх или вниз в империалистической иерархии.

Турецкий капитализм достиг этого важного этапа своего развития с консолидацией господства финансового капитала (в ленинском понимании этого термина) во время военной диктатуры в начале 1980-х. Это совпало по времени с кризисом и затем окончательным крахом опытов социалистического строительства в Центральной и Восточной Европе и Советском Союзе, параллельно которому шло внутреннее разложение маоистского эксперимента в Китае. Турецкий капитал повернулся лицом к возникшим на пепелище этого опыта новым географическим реалиям, и турецкая буржуазия приняла масштабную программу распространения на новые страны своего влияния в экономическом, политическом и культурном плане. Тургут Озал и Сулейман Демирель, оба – лидеры традиционных правоцентристских партий, последовательно занимавшие пост президента республики в 1989–2000 гг., обращали свой взгляд на «тюркский мир», формировавшийся в Средней Азии и на Кавказе в результате развала Советского Союза, не пренебрегая также и Балканами. Исторический лидер исламистского движения Неджметтин Эрбакан во время своего краткого премьерства в середине 90-х попытался действовать в другом направлении – создания альтернативы «большой восьмерке» в виде самопровозглашенной группы D-8 (Dозначает “developing”, «развивающиеся»), состоявшей исключительно из мусульманских стран. Таким образом, к моменту прихода к власти в 2002 году AKPво главе с Эрдоганом, преемником Эрбакана в качестве лидера исламистского движения, Турция уже имела по крайней мере пятнадцатилетний опыт практических попыток расширения своей сферы влияния. Можно добавить, что, по иронии судьбы, система образовательных учреждений,  которую по всему миру, включая многие бедные африканские страны, выстраивал [имам] Фетхуллах Гюлен, якобы единолично стоявший за военным переворотом 15 июля, была задумана именно в этом духе и восхвалялась теми же самыми людьми (начиная с самого Эрдогана), которые сейчас наперегонки поливают грязью имама!

Таким образом, в некотором вполне определенном смысле рабиизм Эрдогана есть политика, обслуживающая потребность турецкой буржуазии в завоевании новых сфер влияния в менее развитых регионах мира (в Азии, на Кавказе, на Ближнем и Среднем Востоке, в Африке и на Балканах, в особенности в Боснии и Герцеговине, Македонии, Косово и Албании). Но в то же время это политика, раскалывающая турецкую буржуазию, поскольку она основана на открыто реваншистской ориентации по отношению к кемализму. Как мы подчеркивали на протяжении многих лет, традиционная, прочно укоренившаяся фракция турецкой буржуазии твердо привержена западному альянсу; иными словами, она до мозга костей «атлантистская». По той же самой причине она ревностно поддерживает принцип секуляризма – отличительную черту государства, основанного Кемалем Ататюрком. Таким образом, две фракции буржуазии, помимо борьбы за ресурсы, займы, рынки, государственные закупки, тендеры и т. д., противостоят друг другу в вопросе о направлении движения страны в XXIвеке. Все это в целом и есть, по нашей терминологии, «политическая (бескровная) гражданская война внутри буржуазии», господствовавшая на сцене все 14 лет пребывания Эрдогана у власти.

В этой борьбе между двумя фракциями в качестве ближайших союзников западническо-светского крыла выступают Соединенные Штаты и Евросоюз. Поскольку турецкие вооруженные силы (TSK) стали важнейшим оплотом НАТО, – вначале против Советского Союза, а сейчас против поднимающегося фундаменталистского ислама, – в этой борьбе между двумя фракциями НАТО является ключевым фактором. Как мы уже неоднократно указывали, идея «пакистанизации» Турции, т.е. превращения TSKв орудие продвижения исламистской политической линии (аналогично тому, как это имеет место в Пакистане), как минимум преждевременна, поскольку TSK – до мозга костей НАТОвская армия. Поэтому стремление установить в Турции деспотический режим с конкретной рабиистской спецификой не может не вступить в конфликт с этим четко выраженным характерным аспектом TSK. Неудавшийся переворот 15 июля был, на наш взгляд, первым открытым столкновением между этими двумя противостоящими силами. По всей вероятности, как мы сказали во вступлении к настоящей статье, его подготовила не гюленистская фракция в одиночку, а противоречивый альянс между светскими проНАТОвскими силами в TSKи сторонниками гюленовского братства.

Куда движется Турция?

Мы сказали: «первое столкновение». Сейчас, когда путчисты потерпели поражение, законно будет спросить: почему «первое»? Проблема в том, что факты указывают на участие в планировании переворота почти всего командного состава, включая большинство высшего военного руководства, а также разведывательной службы. Относительно поведения высшего командования в ночь переворота есть бесчисленные вопросы, требующие ответа, и противоречия, требующие объяснения. Поэтому, если теперь Эрдоган и AKPне смогут гладко и грамотно устранить еще существующие риски, останется опасность новой попытки смещения правительства. Если это произойдет, и новый путч добьется того, что не удалось первому, то «успех» будет лишь относительным: сопротивление, организованное сторонниками правительства, показало, что наиболее вероятным итогом будет гражданская война. Первая «мини-гражданская война» разразилась в ночь с 15 на 16 июля. Она, по всей вероятности, задаст модель более длительной гражданской войны, которая вспыхнет, если страна столкнется с новой попыткой переворота.

Турция – пороховая бочка. К этому состоянию страну привело то, что мы назвали (бескровной) политической гражданской войной внутри буржуазии. Сейчас эта политическая гражданская война угрожает вырваться наружу и перерасти в войну настоящую. Будучи взаимосвязана с прогрессирующей «сириизацией» Турции в результате соучастия правительства в поддержке ИГИЛ и тотальной войны против курдов, которую Эрдоган ведет непрерывно, начиная со своего поражения на выборах в июне 2015 года, эта война угрожает погрузить Турцию в такую трагедию, по сравнению с которой побледнеет сирийская драма. И это значит многое.

Как атлантизм, так и рабиизм реакционны по самой своей сути. Атлантизм сделал турецкое капиталистическое государство оплотом защиты империалистических интересов на Ближнем и Среднем Востоке. Рабиизм, с другой стороны, никоим образом не является антиимпериализмом. Это политическая программа класса (или фракции класса), которая хочет вновь добиться для себя права на грабеж некоторой части мира на бае реакционной идеологии, и эта программа – насквозь деспотическая. Тем не менее, если между хозяевами НАТО и Турцией вспыхнет война, марксисты, на наш взгляд, будут обязаны выступить против империализма, не оказывая ни малейшей политической поддержки рабиизму и Эрдогану и – если это достижимо – собственными независимыми военными силами и  средствами.

Таким образом, сейчас мы стоим перед лицом двух реакционных альтернатив. До недавнего времени на горизонте явно вырисовывалась также и еще одна альтернатива. На протяжении двух лет Турцию потрясли три важнейших социальных движения: народные выступления в июне – сентябре 2013 года, курдское восстание (serhildanна курдском), связанное с защитой Кобане в Сирии от сил ИГИЛ 6–12 октября 2014 года, и несанкционированная забастовка металлистов, захватившая десятки тысяч рабочих, в мае – июне 2015 года. Но сочетание глубоких расхождений между этими движениями, неверной политики курдского движения и прискорбного отсутствия должного руководства движения рабочего класса привели к ситуации, когда, несмотря на эти замечательные эпизоды социальной борьбы, эксплуатируемые и угнетенные массы не смогли сформировать альтернативный организационный полюс и выдвинуть альтернативную программу.

В то же время еще рано утверждать, что потенциал, прорвавшийся наружу в ходе этих незабываемых эпизодов, полностью растрачен. Вне всякого сомнения, единственный путь спасения страны от междоусобной резни состоит в том, чтобы, опираясь на этот потенциал, неустанно выстраивать третью альтернативу – против двойной опасности атлантизма и рабиизма.

 

29 июля 2016 г.

Перевод И.Ю.Готлиба